Севастополь. 22 июня 1941-го
«22 июня,
Ровно в четыре часа,
Киев бомбили, нам объявили,
Что началася война…»
(стихи Бориса Ковынёва)
Начало войны
На рассвете, в воскресенье 22 июня 1941 года, был нанесен авиаудар практически по всем военно-стратегическим центрам Южной России: по Киеву, Одессе, Севастополю…
Руководили военными налетами лично глава Люфтваффе, официальный преемник Гитлера и один из лучших пилотов I Мировой войны, рейхсмаршал Герман Геринг и генеральный инспектор Люфтваффе, генерал-фельдмаршал Эрхард фон Мильх.
Удар Немца был огневой мощи страшной. Худшие опасения сбывались… Особенно силен был удар по Севастополю: город много меньше, чем Киев или Одесса, точки для бомбометания куда более сконцентрированы. Плюс Севастополь – не просто мощнейшая крепость, это еще и средоточие 80% всего плавсостава Черноморского флота (немалое соединение кораблей стояло и в Одессе, и по чуть-чуть в Керчи, Феодосии и Поти).
Немцы прекрасно знали, где расположены цели для прицельного бомбометания: от спецпричалов для судов флагманских – и до Морского завода. Хоть город и был совершенно закрытый, но канарисовский абвер не зевал.
Немецкая агентура в Севастополе была: она потом себя и во время осады проявит. Гитлер, презрев условия Пакта о ненападении 23 августа 1939 (т.н. Пакт Молотова-Риббентропа), безо всякого предупреждения перешел госграницу СССР на огромнейшем пространстве – от Прибалтики и до Тавриды. Последствия первых бомбардировок, первых танковых клиньев немецких генералов – Гудериана, Гота и Гепнера – были воистину страшными.
Первая ночь войны
Первую бомбардировку Севастополя я знаю, будто сам пережил. Выслушал множество версий от отца, бабки, крымской родни и знакомых; даже от некоторых севастопольских, с коими уже здесь, в Элладе познакомился.
Многие, и не только читатели, но и знающие меня люди, полагают, что я грек крымский. Это совсем не так, хоть в Крыму бывал и часто, и подолгу.
Отец у меня из Крыма, но тогда с таким же успехом можно меня и сухумским полагать; мать-то родом из Сухума. Кстати, хотя отец себя крымским не считал, но Севастополь (ну и плюс Балаклаву с Инкерманом) не просто любил – обожал, с ума сходил… И так не повезло, что он три года всего до возвращения Севастополя в Россию не дожил; то, что Севастополь – типа Украина, его, как и любого нормального севастопольца повергало в тихое, злобное изумление.
22 июня 1941 года отец вернулся в свой дом на Щербака в три ночи. Мальчишка допоздна был на танцах в Доме Офицеров, огромное такое здание в неоклассическом стиле… Оно и по сей день в Севастополе стоит.
Вернулся, стало быть, папа на рассвете, в воскресенье. Бабка, кирия Марика, спать не ложилась, ждала.
Возник конфликт: летом отец спал во дворе, на диване, под балюстрадой. Но Севастополь – не Греция. Там вечерами и летом прохладно, а ночью даже холодно бывает. Вот бабка и загоняла папу в дом; он отказывался, хотел спать во дворе. Хвала Создателю, кирия Марика сумела настоять на своем.
Только спать легли, как раздался страшный грохот. Жили в Севастополе, поэтому сразу же поняли – бомбежка. А когда вышли во двор – увидели: из балюстрады повылетали все стекла, изрезав полностью отцовский диван. Стекла потом вставили, как и все, наклеили бумагой и клейстером кресты; помогало, хотя время от времени все равно стекла вылетали…
Отцу и деду с бабкой показалось, что бомбежка длилась сорок-пятьдесят минут. У страха глаза велики!
Немцы бомбили всего семь минут. Они и дальше так бомбили; редко когда до десяти минут дотягивали… Все боезапас берегли. Бережливые… Хотя всяческого оружия у них до 1944 года было – неизбывно.
Особенности Севастополя как города фронтового
С самого начала войны все население городов Союза четко поделились на две категории: в первую входило подавляющее большинство, которое вообще не понимало, что происходит и пребывало в эйфории, что, дескать, все очень быстро окончится: «Малой кровью, энергичным ударом!». Так полагали в Москвае и Ленинграде, Горьком и даже(!) в Киеве. И во всех городах, что лежали за Волгой… За Уралом…
Вторая категория – города, которые сразу же поняли, что с Гитлером шутки плохи – и впали в уныние. Минск, к примеру, или Львов.
Впрочем, уныние продлилось недолго. Уже к 28-29 июня немцы эти города взяли.
Севастополь – история особая! Здесь в первую же ночь стало ясно, что немцы – враг серьезнейший: но в уныние никто и не подумал впадать.
В отличие от многих иных «паникеров» руководство Черноморского флота не стало дожидаться команды из Москвы, а начало действовать.
С 23 июня по 3 июля несколько десятков различной боевой мощи эскадренных формирований каждый день ходили в Румынию, изничтожать нефтепромыслы в Констанце и Плоешти.
Румынский вождь, Великий Кондукторул маршал Антонеску бился в истерике и требовал от Гитлера защитить румынские земли. Фюрер и сам-то был встревожен: проблемы с горючим его преследовали всю войну. Немецкая Кригсмарине пошла навстречу черноморским судам – и была разбита в нескольких боях.
Более того, 26 июня где-то в районе Плоешти какой-то советский миноносец из плохоньких, попав в невыгодную ситуацию, попытался взять на абордаж(!) немецкий эсминец!
Гросс-адмирал фон Дениц, в мае 1945 года – нежданный преемник Гитлера, писал, что тринадцатидневная кампания русских в водах Румынии в самом начале войны – нечто неслыханное в истории флота вообще. Гитлер наорал на руководство Кригсмарине – тех же адмиралов фон Деница и Рёдера.
Реакция Сталина
Поскольку, как ни странно в III Рейхе была некоторая свобода слова, сцена разноса попала в киножурнал «Дойче Вохеншау». Ее увидели русские, и сообщили Сталину.
Сталин лично связался с Октябрьским и поблагодарил. (Вице-адмирал Филипп Сергеевич Октябрьский, наст. фамилия Иванов, 1899-1969, командующий ЧФ в 1939-43, 1944-48, с 1944 – полный адмирал).
Впрочем, 3 июля, прослушав знаменитую речь Сталина («Братья и сестры! К Вам обращаюсь я, друзья мои…») все в России – от Москвы до Владивостока – поняли: война с Немцем – всерьез и очень надолго.
Понял, разумеется, и Октябрьский: он дал приказ оттянуться из Румынии и начал готовиться к неизбежной осаде Севастополя. А после сдачи нами Одессы морской компонент обороны города еще более усилился.
Манштейн
В заключение – несколько слов о Манштейне. Мы привыкли – это уже клише – говорить, что немцы стыдятся за преступления, совершенные в годы II Мировой войны и т.д. Ну, не знаю… За Шоа (Холокост) может и стыдятся. А за преступления, совершенные на территории Союза, по мне, так отнюдь.
Вот был у немцев такой полководец, не ss-овец, генерал Вермахта. Разработал теорию «Выжженной земли», кою с успехом применял в России и Белоруссии. Звали его – Манштейн.
Как ни удивительно, но моему отцу пришлось с ним столкнуться дважды: под Севастополем и под Сталинградом.
Эрих фон Манштейн (наст. имя Фридрих Левински, 1887-1973) – наиболее выдающийся немецкий военачальник времен II Мировой, племянник Гинденбурга. И, как бы это помягче выразиться, любимец немецкой исторической науки… И вот в 2015 году вышло переиздание толстенных (900 страниц!) мемуаров фон Манштейна «Утерянные победы». Подарочное, с роскошными иллюстрациями и картами!
Книга вышла с большой помпой, предшествовала мощная промоутерская кампания. Главная мысль – Эрих фон Манштейн – величайший полководец II Мировой, у союзников ничего подобного не было.
Объясняю, упрощая: далеко Жукову и Рокоссовскому до Манштейна! А самая яркая победа Эриха фон Манштейна – Севастополь.
Ну да, казалось бы… Ведь именно за взятие Севастополя Манштейн получил воинское звание генерал-фельдмаршала (1 июля 1942-го). Вот только напомню: осаждал Манштейн, имея неслыханное численное превосходство, Севастополь ровно 250 дней. Круглое число! Легко запомнить! И положил сей новоявленный Ганнибал – под одним только, и не шибко-то большим городом – 250.000 убитыми (немцев и сателлитов; румын и разных всяких прочих…).
Отбили русские у немцев Севастополь (чрезвычайно теми укрепленный) – за полмесяца (25.04 — 9.05.1944г.)! Приморская армия генерала Мельника; его и не знает никто…
А в заключение – приведу слова одного русского патриотического публициста (коли редактор не вымарает): «У немцев в войну были полководцы рафинированные: Гудериан, Манштейн, Модель. Подтянутые, идеально выбритые… Монокль, или на носу – пенсне. А морда – постоянно – в русском г…вне!». Вот так-то…
