Юсуф-Ага и Μεγάλη Ιδέα. Недавние события в Турции заставляют нас вновь совершать экскурс в историю Османской империи
Μεγάλη Ιδέα – есть идея имперской судьбы греческого народа.
(Steven Runcimann. The Great Church in Captivity. Cambridge, 1968).
Греческая армия распоряжалась в Одессе по-хозяйски, и прежде всего потому,
что границы Великой Греции в восприятии самих греков вмещали в себя и Одессу, и Севастополь.
(В.Канторович. Французы в Одессе. Одесса, «Оптимум», 2003).
О смыслах
Существование любого этноса, как и любого человека, должно быть осмысленным.
В сегодняшнем общемировом противостоянии все три главных игрока – США, Россия и КНР – имеют, что сказать миру. Даже и игроки второстепенные – те же турки, например – к сему стремятся.
А что Эллада? Что новогреческое государство, приближающееся к своему двухсотлетию, имеет заявить? Зачем, собственно, в 1830 году была восстановлена Государственность ГРЕКОВ?
Ответ заключен в Μεγάλη Ιδέα греческой нации.
Что есть Μεγάλη Ιδέα?
В любом мало-мальски толковом научном труде – греческом, русском или западном – ответ прост: «Реставрация силы и мощи Греческого государства – Греция двух континентов и пяти морей (Ελλάς των δυο ηπείρων και των πέντε θαλασσών)».
Идея сия приписывается – во многом справедливо – одному из наиболее значимых греческих политиков – Элефтериосу Венизелосу.
Вся история Греции с 1830 по 1922 гг. рассматривается, по сути, под углом, как полагает русская школа византинистики – одна из лучших школ в современном мире – ползучего восстановления Византии.
Пошаговое восстановление византийских позиций
Ползучее или какое иное – главное, успешное.
Надо прямо признать – девяносто лет греки последовательно двигались путем, предначертанным Μεγάλη Ιδέα.
Великий Папаригопулос, самый значимый новогреческий историк, апеллировал и к фанариотам, кои – и даже исламизированная часть оных – мечтали о воплощении в жизнь Μεγάλη Ιδέα. А первым греческим политиком, свидетельствует Папаригопулос, ярко продекларировшим Μεγάλη Ιδέα, был премьер-министр Эллады Иоаннис Коллетис – отнюдь не Венизелос…
Рассуждения сии о возрождении Византии прозвучали в ходе парламентских дебатов об обсуждении проекта Конституции 1844 году.
Меня, Яниса Тиктопулоса, озадачивает, правда, что все сие происходило (по Папаригопулосу) после 1843 г., когда было изничтожено Ρώσσικο Κόμμα…
Однако, так или иначе, но греки восстанавливали предыдущую свою государственность. Из крохотного Оттонова государства со столицей в каком-то Навплионе, в 1913 году, благодаря блестящим победам кронпринца Константина Глюксбурга (будущего короля Константина I) в Первой и во Второй Балканских войнах (1912-13), греки возвернули себе Фессалоники – второй по значимости город Византии поры Величия.
Наконец, в 1919 году Эллада начала войну за полнейшее восстановление своего былого величия. В руках у греков – пусть и достаточно краткосрочно – оказались два крупнейших города Греческой Азии – Трапезунда и Смирна! Греки осаждали Константинополь, и вплотную!
Да и дела греков в Крыму и в Одессе – там даже Пластирас воевал! – теперь, после прочтения монографии г-на Канторовича (см. в эпиграфе), мне не кажутся столь уж необъяснимыми.
Греки восстанавливали свое величие, а Одесса и Крым были некоей неотъемлемой составной частью оного.
Кстати, Канторович пишет об исторических аргументах тогдашних греков: «Необходимые исторические ссылки в отечественной упаковке были греками аккуратно привезены с собой. Да и названия способствовали…».
Речь Канторович ведет о названиях в Крыму и на Юге России – Евпаториях и Мелитополях – кои, от античности ли, волею Великой царицы ли – звучали для греков абсолютно по-гречески. Греческие солдаты не чувствовали себя оккупантами! Однако кончилось все тем, что после поражений 1922-23 гг. Азиатская Греция исчезла с карты мира.
Турция – больной человек Европы
Μεγάλη Ιδεα принадлежит отнюдь не Элефтериосу Венизелосу, и не Иоаннису Коллетису, коего я и сам толком-то не знаю. Суть оной Μέγαλη Ιδέα отнюдь не только (и не столько!) в реставрации Византии.
Одним из важнейших постов в государственной иерархии Османской империи являлся пост кызляр-агасы (главы девушек, главы Сераля, то бишь гарема Светлейшего Султана). Этот человек, напрямую подчинявшийся матери действующего султана (Валиде-султан), играл важнейшую роль в жизни Дворца.
Собственно, ярчайший пример – Сюмбюль-ага из культового турецкого сериала «Великолепный век».
В конце XVIII века на посту кызляр-агасы очутился очень яркий политик – Юсуф-ага. Юсуф-ага был греком, выходцем с побережья Понта (то ли Сампсунды, то ли Керасунды). Как и все его предшественники, Юсуф-ага, был, естественно, евнухом. Но с другой стороны, Юсуф-ага – увидите! – был тот еще евнух…
Именно Юсуф-ага и является демиургом Μεγάλη Ιδέα, суть коей вкратце такова.
Юсуф-ага задолго до британских историков XIX в., до великого Томаса Карлейля («Турция – больной человек Европы»), введших сие в повседневность, уловил, что Империя Османлисов – недолговечна. Особенно ясно он понял это после поражения от русских во Второй Екатерининской войне (1787-91) и Ясского мирного трактата.
Не он один! Самый султан Селим III задавался вопросами (отнюдь не риторическими!), прежде чем отправить Мустафу Рассых-эфенди, своего Кетхуду Августейшего стремени (стремянного, короче – Я.Т.) послом в Питер к Екатерине и Безбородко.
«Мы проиграли русским подряд две войны. Чем мы прогневили Всевышнего, что шатер русских побед стоит теперь на поле нашего поражения? Как получается, что храбрыми воинами, сокрушившими Сынов Ислама, управляет слабая женщина? Какова она, ЧаричЕ Екатерина? В чем ее сила? Разберись».
Фанариоты и прочие греки, находящиеся у власти
Осознав, что империя суннитов помаленьку загибается, Юсуф-ага не торопил события. Он, как и большинство фанариотов, кстати, отнюдь не полагал, что греки должны способствовать развалу Империи Османлисов – а, напротив, должны усилить в оной ключевые свои позиции.
Не забудем, иные посты – Капудан-паши (главы флота), Великого Драгомана (мин. Иностранных дел), а також и при дворе греки занимали – сплошь. Веками.
Надо было, чтоб греки были – исключительно – и великими визирями (премьерами). И тогда, представьте себе, империя начинает рушиться. Греки выходят из-за кулис на первый план – и удерживают все, что возможно.
Получается – по территории – приличная эдакая Византия… Ну, не эпохи Юстиниана иль македонцев, но все-таки.
Еще одна мысль Юсуф-аги: столицей будущего государства греков должен стать Константинополь – центр греческого духа, всей Культуры тогдашних Эллинов. Не вышло…
Обратите внимание: у албанцев столица – Тирана, у сербов – Белград, у болгар – София, у румын – Бухарест… А у греков Афины, кои два столетия назад были вообще – заштатный городишко.
Однако ж сказанное Юсуфом-агой было нелегко воплотить в жизнь. Во всех вышеназванных городах турок было немного, и были они там – пришельцы. В Константинополе турок (вообще мусульман) было чрезвычайно много, и чувствовали они себя там – местными…
Итак, суть концепции Юсуф-аги проста: Турция – обречена. Греки упрочивают свои позиции близ османского престола. По смерти империи оттоманов греки выходят на первый план – и воссоздают Византию в предельно возможных границах. Ведь как четко!
К тому ж умница Юсуф понимал: нужна и внешняя поддержка мощной, очень мощной силы, направленной против османов. И таковой, которая и после изгнания агарян сможет воздействовать на внутригреческие процессы.
Визит русского аристократа
В 1793 году с официальным визитом в Константинополь прибывает посол Екатерины II, русский аристократ высокого рода, причем, как утверждали самые турки – турецкого происхождения. Ну, скажем точнее – тюркского. Хотя турецкий язык сей аристократ знал блестяще.
Встреча посла ЧаричЕ с Селимом III произвела большое впечатление на всех – как присутствовавших, так и лишь слышавших об оной…
Во-первых, при всем блестящем знании русским пашой турецкого языка, переговоры оного посла с султаном в течение нескольких дней велись на… французском языке! Коим, как выяснилось, «восточный деспот», владел чуть не в совершенстве.
Изумленный русский посол сообщил о сем в Санкт-Петербург.
Ну, уж, кто другой, но я-то в чрезвычайном уме великой царицы – никогда не сомневался.
«Не верь, батюшка – ответствовала Екатерина – тем глупцам, что толкуют-де турки и разума лишены. Без ума, батюшка М.Л., такую империю бескрайнюю не построишь».
С Софией-Августой-Фредерикой, как всегда, спорить не приходится… Впрочем, немалое потрясение испытал и султан Селим III.
Беседа, при отменной вежливости русского посла и учтивости оного, была столь тяжкой для Османлиса, что после ухода русского у суннитского монарха случились разом прострел в спине и какое-то бешеное жжение в боку. Селиму было столь нехорошо, что он поделился с любимцем своим, то бишь Юсуф-агой, а тот через сановника Ахмет-пашу сообщил обо всем русскому. Чтоб русский порадовался.
Наш Ахмет-паша (не путать с тогдашним великим визирем, тоже Ахмет-пашой) был ярым поклонником русских, а также шербета. Кроме того, судя по прозвищу (Ахмет Урум), наш Ахмет-паша скорее всего был греком. И, видимо, единомышленником Юсуф-аги, что до искренней приверженности Μεγάλη Ιδέα греческого этноса.
Встреча с дамами
Позиции приверженцев Μεγάλη Ιδεα при дворе Селима III резко усилились после встречи русского посла с тремя женщинами, составлявшими украшение Шах-Сарая. Встречу эту устроил – и в своих интересах использовал – неутомимый Юсуф-ага.
Впрочем, и русский паша внакладе не остался.
Вообще, это была сенсация: второй раз в истории красавицу, принадлежащую к самым верхам Султаната, видел посторонний мужчина.
В первый раз (я писал), это когда Айше Хафса-султан и прочие змеи показали двум богачам и аристократам (отцу и сыну) Хуррем, надеясь сплавить ее из гарема в отсутствие Сулеймана. И вот теперь, русский посол узрел сразу троих, причем в отличие от истории с Хуррем, об этом знали все.
С русским послом встретились: жена Мустафы III, мать Селима III, Валиде-Султан Михр-и-Шах.
Михр-и-Шах была дочерью православного священника из Грузии, очень красивой, совсем еще молодой и весьма образованной женщиной. Очень хорошо говорила и по-итальянски, и по-французски.
Второй собеседницей русского посла была любимая сестра Селима III, Хадидже-ханум, также весьма образованная красавица. Ну, да, естественно, Хадидже. А как иначе могут звать любимую сестру султана…
И, наконец, третья красотка, полностью покорившая русского посла. У этой французский был вообще идеальным. Собственно, французский – как у нормальной француженки. Звали красотку Нахш-и-Диль, была она женой Абдул-Хамида I, брата Селима III и матерью его племянника, будущего великого реформатора Махмуда II (который янычар изничтожил).
Бездетный Селим воспитывал маленького Махмуда как собственного сына, и роль Нахш-и-Диль при дворе была чрезвычайно велика. В дальнейшем Нахш-и-Диль играла очень большую роль в связях – и добросердечных – Русского и Французского Дворов, уже при Павле Петровиче. Не случайно: Нахш-и-Диль была французской аристократкой.
Подводя итоги
Подлинное имя Нахш-и-Диль – Эме ди Ривери. Ее связи с Парижем (во благо как русских, так и, собственно, османов) осуществлялись через любимую двоюродную сестру – мадам де Кабаррюс.
В браке мадам де Кабаррюс стала мадам де Богарне. А в браке повторном – мадам де Буонапарте. Звали двоюродную сестру Нахш-и-Диль – Жозефина.
Беседа русского посла с тремя красавицами прошла очень удачно. Русский от всего сердца поблагодарил Юсуф-агу и Ахмет-пашу. А во время аудиенции с Селимом III заявил следующее: «Все три Розы в «Гюльшен-и-Халифа» («Цветнике Халифа» — Я.Т.) необычайно красивы и многознающи. Мне повезло, что сии дамы учинили променад в столь подходящее для меня время и в столь надлежащем месте».
Случайно-де столкнулся; со всеми тремя. Селим в ответ хитро улыбнулся. Впрочем, поощрительно.
Однако, кое-что потрясло и русского вельможу! По приезде он доложил Екатерине, что все три вышепомянутые красавицы страстно, аж до безумия, влюблены. И мать, и дочь, и – кто? – золовка… Все три – в одного человека, самого пылкого любовника на весь Константинополь.
Звали сего человека – Юсуф-ага. Тот самый наш евнух… Он и в турецкой нынешней историографии полагается суперлюбовником.
Как же так? – спросите Вы. Евнух… А я почем знаю? На всякого мудреца довольно простоты. Однако репутация Грозы Гарема (в сексуальном смысле!) за Юсуф-агой закрепилась прочно.
Юсуф стал и ярым приверженцем русских и всего русского. Хоть и опасался, что русские могут и сами забрать Константинополь. Ну, да это – речь отдельная; это уж о Паисии Святогорце.
А русский посол гордился всегда успехом своей миссии; хотя в XIX столетии Кутуз-паше предстояли и великие поражения, и великие победы, и – БЕССМЕРТИЕ.
