ИсторияПамяти Яниса Тиктопулоса

Восстание НикА

Ход мировой истории мог быть совсем иным, если бы не мужественное решение не покидать столицу императрицы Феодоры.

Историки главных мировых школ византологии – германской, русской и британской, задолго до нового года начали бомбардировать статьями, даже монографиями(!), посвященными одному из самых значительных социальных столкновений в человеческой истории вообще: восстанию НикА, происшедшему в 532 году в Константинополе. Значительнейших по размаху и по последующему влиянию.

Иоанн Каппадокийский
532 год, Константинополь. На троне – Юстиниан, по сути восстановивший мощь единой Римской империи в пределах державы Траяна…
Православные подданные – ромеи – Юстиниана почти обожествляли…
Но в ближайшем окружении императора нашлись трое, которые спровоцировали величайшее восстание против трона. Первый – префект претория Иоанн Каппадокийский, ответственный за налоговую политику империи. Фигура уникальная! Он реально вел борьбу с коррупцией, воров и взяточников подвергал пыткам и поркам.
В борьбе с коррупцией Иоанн Каппадокийский добился реальных успехов, тем паче, что у него самого была идеальная репутация, как в будущем – у Робеспьера: Неподкупного.
Однако Иоанн Каппадокийский перестарался: его налоговыми строгостями были возмущены как наверху, так и простолюдины.
Был и еще один повод для ненависти.
Иоанн – человек, несомненно, честный, был еще и глубоко воцерковленным православным христианином.
Но одновременно с сим, Иоанн был крайне морально развращен: «Не было ни одной жены, девы или юноши, совершенно огражденных от поругания Иоанном их чести» — писал современник описываемых событий, знаменитый моралист Иоанн Лидийский.

Трибониан и Феодора
Еще большей ненавистью в Константинополе пользовался квестор Трибониан, возможно, самый значимый юрист в мировой истории.
Он не только кодифицировал все Римское Право («Дигесты» и «Институции»), но и рекодифицировал его настолько, что и по сей день мир живет соответственно положениям, выработанным им. Ведь именно «Дигесты» и «Институции» послужили базисом для создания Кодекса Наполеона (1804-06).
Трибониана ненавидели все, и куда более, нежели Иоанна Каппадокийского.
Иоанн был православным. Трибониан был поганым язычником…
Иоанн был честен. Трибониан был попросту ВОРОМ.
Прокопий Кесарийский: «Трибониан был всегда готов продать ПРАВОСУДИЕ ради наживы, и в его обыкновении было почти ежедневно отменять одни законы и предлагать другие, сообразуясь с требованиями тех, кто покупал его услуги».
Но гораздо более опасна для репутации Юстиниана была его собственная жена. Весь Константинополь ненавидел Феодору. Не только ненавидел; презирал.
Презирал – за ничтожное происхождение. За неописуемый разврат, связываемый с именем василиссы.
На Юстиниана напирали люди почтенные: требовали развода. Император был непоколебим: «Я Господа не люблю так, как эту женщину».
Но Феодору не только презирали: ненавидели.
В головах у православных ромеев не умещалось, как поручь с самым православным из монархов, истовым православным – Юстинианом, как поручь с ним могла оказаться Феодора? Вообще неправославная…
Феодора принадлежала к числу ненавидимых в Великом Городе монофизитов.

Начало НикА
Спектр политических сил в Константинополе 532 года был неширок: две партии. Отличались они по цветам одежд колесничих на ипподроме. Это были как бы болельщицкие группировки: венеты (синие) и прасины (зеленые).
Венеты полагались группировкой земельной аристократии. Интересы же торговой верхушки были повязаны с прасинами. Впрочем, и у венедов, и у прасинов была титулованная знать, сенаторы.
Прасины были недовольны администрацией Юстиниана; венеды же полагались Двором опорой империи…
13 января 532 года появление василевса и Феодоры на ипподроме было встречено неодобрительным гулом. Прасины подали петицию. Возмущенный император покинул ложу; вожди прасинов были схвачены и обезглавлены.
Реакция была неожиданной. Впервые в византийской истории венеды и прасины объединились! Это объединение было направлено против Юстиниана, и лозунгом восставших стал клич НикА! (Побеждай!). Этот клич обычно звучал в поддержку колесничих…
В течение пяти(!) дней восставшие – при странной апатии властей – жгли Великий Город. Были сожжены префектура претория, здание сената, даже величайшие соборы – Святой Ирины и Святой Софии!
Сенаторы-мятежники, венеды и прасины, предъявили императору требования о смещении с постов: префекта претория (Иоанна Каппадокийского), квестора (Трибониана), префекта самого города (Эвдаймиона).
Совершенно деморализованный Юстиниан, опасавшийся, как бы не хуже, сместил всех троих. Его поддержали приближенные: полководцы Мунд и Велисарий, и даже сами смещенные – Иоанн, Трибониан и Эвдаймион. Но было поздно…

Демарш Феодоры
Восставшие порешили сместить самого Юстиниана! На престол был предложен молодой Ипатий, близкий родич императора.
Ипатий был парень осторожный и неглупый. Услышав, что толпа выкликает его имя, он попытался, как следует спрятаться. Парня нашли, принесли на плечах на ипподром и короновали.
Во дворце тем временем отчаивался Юстиниан.
Мунд и Велисарий были неимоверно храбры, когда надобно громить врага внешнего: персов или там лангобардов. Но против врага внутреннего они были бессильны!
Неважнецкие каратели…
Были сделаны все необходимые приготовления к тому, чтобы Двор покинул столицу.
Особенно подстегивали Юстиниана Иоанн Каппадокийский и Трибониан, опасавшиеся, что их выдадут восставшим.
Юстиниан выступил с краткой, но прочувствованной речью о том, что-де пора валить…
Скорее всего, Ипатий стал бы полноценным императором, и мировая история совсем бы иначе пошла, но тут слово неожиданно взяла Феодора: «Как вообще император может позволить себе стать беженцем? Нельзя даже и помышлять о бегстве. Да никогда не произойдет того, чтобы я по доброй воле скинула императорскую мантию, или узрела день, когда меня более не величают согласно моему титулу».
И жесткое обращение женщины – венценосному мужу: «Если ты, мой император, желаешь спасти свою шкуру, то волен действовать по собственному усмотрению. Что до меня, то я буду придерживаться древнего изречения: Порфира – вот самый благородный саван».

Нарсес
После речи Феодоры порешили, что НикА надобно подавить силой. Но кто? Не Феодора же…
Волонтером выступил Нарсес. Этот шестидесятилетний армянский евнух, чрезвычайно хилого телосложения, дотоле никогда не покидал дворца. Но вызвался возглавить карательную операцию по подавлению мятежа.
Нарсес отправляется скрытно на ипподром; там, пробравшись в ложи, договаривается с сенаторами-венедами. Те со своей клиентелой покидают ипподром, восклицая: «Justiniane Auguste, Tu vincas!». («Юстиниан Август, ты побеждаешь!»).
На ипподроме остаются 35.000 венедов. Перепившиеся к тому времени, прасины шастают по Городу, грабят и поджигают то, что еще не подожгли. В дальнейшем – станут легкой добычей корпуса Иоанна Армянина.
Нарсес, возвернувшись во дворец, требует немедленного удара по ипподрому. С трех сторон врываются туда воины Мунда, Велисария и Иоанна Армянина. В засаде близ ипподрома – Нарсес.
Те, кому удалось вырваться, были добиты его солдатами. В огромном же константинопольском амфитеатре долго слышались стоны умирающих: их убивали безо всякой пощады, к томуж выгребая из карманов всё ценное.
Всего за сутки в Городе было убито не меньше 50.000 человек. А во дворец притащили Ипатия.
Мужчины, и прежде всего сам Юстиниан, приняли решение даровать родичу императора жизнь. Но Феодора настояла на обратном: Ипатий-де был коронован, он опасен! Опасен даже брат его!
Феодора добилась желаемого: Ипатий и его брат были обезглавлены.

Последствия
Кажется, уж на следующий день обезглавленные трупы Ипатия и его брата были выброшены в море.
Пришло время делать выводы. НикА стало для величайшего императора прекрасным уроком. Правда, Юстиниан восстановил Трибониана и Иоанна Каппадокийского на прежних должностях, но с этого момента размеры налогов никогда не выходили за разумные пределы.
Юстиниану удалось – и не без успеха! – ограничить и вороватость Трибониана, и даже склонность Иоанна Каппадокийского к разврату.
Сами греки тоже стали как-то более осмотрительны: они вроде бы осознали, что василевсов нельзя так просто назначать иль смещать, как им бы хотелось… Чревато…
Что до персон: ничего не изменилось лишь, что до Феодоры. Всепоглощающая любовь Юстиниана к своей жене была столь велика, что ее даже не смогла увеличить горделивая (да что там – героическая!) позиция Феодоры во время НикА.
Maximum, господа, maximum! Увеличивать нет никакой возможности…
А вот к Мунду и даже к Велисарию теперь император стал относиться с некоей настороженностью.
Иное – Нарсес. Странно себе представить, но в январе 532 года началась многолетняя великая военная карьера шестидесятилетнего Нарсеса.
А что вы думаете? Этот хилый, болезненный евнух прожил 95 лет(!) (кто толкует, что недолог был век человеческий в Средние века?). И почти до конца был в строю, лично водил стратиотов в бой! Ничего себе хилый…
А в свои 75 лет он еще спас Византию от одного из самых страшных ворогов – остготов.

P.S.
Константинополь лежал в руинах.
Но уже 23 февраля 532 года (О, Господи!) гениальные греческие архитекторы Анфимий из Тралл и Исидор из Милета начали заново отстраивать Третью, теперь уж окончательную версию Собора Святой Софии, Премудрости Божией…