Арт-галереяИНТЕРВЬЮКультураСООТЕЧЕСТВЕННИКИ

ДИАЛОГ СО ЗРИТЕЛЕМ. Интервью с Христофором Мирошниковым

О юбилейном концерте, о своем творчестве, преподавательской, исполнительской и организаторской деятельности рассказал в интервью «Афинскому Курьеру» президент Международного Художественного Союза «Муза» Христофор Мирошников.

Легендарный струнный секстет «Воспоминание о Флоренции» стал ярким музыкальным событием в греческой столице в начале февраля. Наряду с другими музыкальными произведениями один из шедевров позднего Чайковского прозвучал в концертном зале «Парнассос», где собрались на 50-летний юбилей друзья, родные и поклонники творчества известного греческого виолончелиста Христофора Мирошникова, лауреата первых премий международных конкурсов в Европе и Америке. Юбилейный концерт при поддержке друзей-музыкантов, с которыми юбиляр сотрудничает на протяжении многих лет, был организован Международным Художественным Союзом «Муза», основанным его родителями более 20 лет назад и ставшим делом жизни музыкальной четы Мирошниковых, который теперь возглавляет Христофор.

«На сцене у исполнителя должен быть золотой баланс между контролем и вдохновением»

Христофор Мирошников

 

— Прежде всего, с наилучшими пожеланиями позвольте поздравить Вас с прошедшим юбилеем, который стал поводом для такого знакового музыкального события с концертной программой, столь разнообразной как по исполнительскому составу, так и выбору редких в исполнении произведений. Впечатлениями о концерте и своем юбилее поделитесь?

— Хотел бы поблагодарить всех, кто стал причастен к такому замечательному поздравлению и очень памятному для меня подарку. Это и родители — соорганизаторы концерта и музыканты с мировым именем Алексей и Наталья Мирошниковы, и супруга Мария, которая вела концерт, и конечно, коллеги и друзья-музыканты, которые подарили такую профессиональную радость и возможность прожить эти счастливые минуты в исполнительском и организационном наслаждении.

Хотелось бы выделить участие в концерте известной пианистки  Доры Бакопулу, которая является организатором фестиваля на острове Эгина и недавно  получила президентскую награду за вклад в культуру Греции; а также скрипачей-виртуозов с мировым именем Наташи Корсаковой и Манрико Падовани, специально прибывших на концерт из Швейцарии; известной греческой оперной певицы Марии-Илианы Кацуры; концертмейстеров скрипки, альта и виолончели из Госоркестра Греции и оркестра национальной оперы Илиаса Сдукоса, Никоса Мандиласа, Кристалии Гайтану и Никоса Кавакоса; а также известных греческих пианистов Попи Малапани, Манолиса Папасифакиса и Элены Хунта.

Особенно порадовало  выступление ансамбля виолончелистов — моих студентов из «Эратио Одио» — в составе Эры Хатзари, Майи Сакеллион, Константиноса Ксанфопулоса и Лены Рота, которое стало очень трогательным подарком для меня.

И, конечно, отдельная благодарность греческому композитору Леонидасу Канарису за сочиненное специально для юбилейного концерта произведение на тему “Happy Birthday”, прозвучавшее в завершение.

Значимым и бесценным подарком останется для меня награждение почетным призом «Золотая Муза Эвтерпа» за яркую исполнительскую и педагогическую деятельность, который вручила проф. филологии Ирина Багдасарова, стоявшая у истоков Международного музыкального конкурса «Муза» в числе соорганизаторов на Санторини. Эту награду учредили к 20-летию Международного Художественного Союза «Муза», и, конечно, очень трогательно стать первым ее обладателем. Это очень яркие и запоминающиеся впечатления.

Но самым лучшим подарком для любого исполнителя остаются зрительские аплодисменты. Всю свою любовью к музыке исполнитель с благодарностью адресует зрителю. Лучшая награда – это полные залы, особенно тех зрителей, которые хотят продлить этот диалог с исполнителем. Именно для них концерт записан популярной звукозаписывающей студией Subways Music. Ведь никакие впечатления не смогут передать то, что лучше услышать и пережить самому.

— Пользуясь случаем, спешим поздравить с юбилеем и Художественный Союз «Муза». Двадцать лет — серьезный возраст для любой организации. Расскажите в двух словах о главном проекте и самых ярких для вас его вехах.

— Главный проект Союза — это Международный музыкальный конкурс «Муза» (The Muse) с очень широкой географией, в котором за время его существования приняли участие более 4000 молодых музыкантов из 96 стран и четырех континентов. Конкурс с каждым годом набирает популярность, вызывая определенный интерес даже у тех, кто уже единожды стал лауреатом и был отмечен какой-либо наградой. К нам повторно возвращаются лучшие из лучших, чтобы разделить радость участия в ежегодном праздничном концерте победителей, для проведения которого помимо традиционных концертных — выбираются и оригинальные для исполнения залы. В числе таких незабываемых концертов можно выделить выступление лауреатов в центральном выставочном зале музея Акрополя. Это был очень трогательный концерт в новом интересном формате, где для приглашенных гостей были организованны сидячие зрительские места, а великолепным исполнением победителей года могли наслаждаться еще и туристы, которые просто приобрели в этот день билеты в музей. Это очень вдохновенно и атмосферно. Не менее ярко проходил концерт победителей другого года и в Византийском музее.

Успешная работа оргкомитета конкурса The Muse, направленная на поиски, поддержку и продвижение талантливой молодежи, получила свое признание и высокую оценку в лице  лауреатов нашего конкурса, которые играют сегодня по всему миру на сценах лучших концертных залов, а также получают высшие награды на разных других международных музыкальных конкурсах.

Конечно, как и всему миру, нам пришлось пережить малопродуктивный ковидный период, во время которого отменялись концерты, не говоря уже о торжестве дефицита вдохновения. Мы относительно легко прошли этот период, поскольку  еще в 2014 году был запущен онлайн конкурс eMUSE, и в каком-то смысле период мирового онлайн формата мы встретили подготовленными. Тем не менее, можно отметить и некоторые плюсы ковидного заточения, поскольку у многих появилось достаточно времени, чтобы обратиться к новым интересам, в том числе и к музыке.

Конечно, нас не может не радовать возрастающий в мире интерес к классической музыке, и, приветствуя такое увлечение, сегодня Конкурс открыт для всех, даже для любителей, обратившихся к музыкальным инструментам. Конечно это отдельные от профессионалов категории, которые имеют и возрастную градацию. С условиями Конкурса в 2024 году можно ознакомиться на сайте themuse.gr, где уже открыта платформа для приема заявок.

  — Что нужно знать о диалоге со зрителем участникам Конкурса и особенно лауреатам, которым предстоит выступление в концерте победителей года?

— Для музыканта выйти и сыграть для публики – это кислород, без которого не сможешь дышать. Если не чувствуешь «дыхание зала», то  умаляется тот энергетический заряд, который возникает в совокупности от хорошего зала, его наполненности, ожидания публики и, соответственно,  нарушается тот энергообмен, в котором исполнитель, прочувствовав и поняв замысел композитора, должен передать его зрителю. Если удается донести до слушателя авторский замысел, значит — диалог состоялся.

Если вы пришли на концерт и вам скучно, то вы не виноваты в том, что вы не большой знаток классической музыки. «Виноват», по моему мнению, в первую очередь исполнитель, который просто не донес до вас главные смыслы, он просто говорил с вами на другом языке, и поэтому вы ничего не поняли и в результате заскучали.

— А диалог должен быть непрерывным? Ведь нередко музыкант на сцене «уходит в себя» и находится в каком-то особом измерении, пока не доиграет. А зритель продолжает слушать и все равно воспринимает музыку. Это такие свойства музыки, как инструмента воздействия и божественного дара человечеству, благодаря чему диалог продолжается?

— Я бы относил такие фразы как «я весь в музыке, и никакой потоп меня не отвлекает» больше к слушателю, чем к исполнителю. Зритель может быть увлечен настолько, что он действительно может оказаться в каком-то другом измерении. И со мной такое было на одном концерте, когда слушал произведения Рихарда Штрауса. Это не Иоганн Штраус, который вальсами прославился, а Рихард Штраус, который гораздо более сложную музыку писал. И речь идет о знакомом мне произведении «Так говорил Заратустра», которое длится порядка пятидесяти минут. Это гениальная вещь, великолепная, но очень сложно ее дослушать до конца без специального настроя. И вот я с правильным настроем прихожу на концерт, как вдруг все закончилось, по моим ощущениям, буквально за каких-то минут десять. А на самом деле так сыграли, так увлекли меня, что я не заметил, как быстро время для меня просто пролетело.

В похожей ситуации я оказался однажды и на сцене, мне было 15 лет, когда состоялось первое мое выступление в Большом концертном зале Московской консерватории. Для российского музыканта сцена Большого зала – это, можно сказать, вершина музыкальных амбиций и желаний. Мой первый выход на такую сцену был настолько волнительным, что я не понял и не помнил, как сыграл Концерт №1 Сен-Санса для виолончели с оркестром, который для меня пролетел за три минуты. Можно, конечно, интерпретировать, что я там улетел куда-то в другое измерение, но для профессионала, я думаю, что это плохо. Потому что ты должен контролировать ситуацию, у тебя должен быть примерно такой же контроль, как у водителя автомобиля, когда ты просто обязан контролировать, куда ты едешь.

На сцене должен быть некий идеальный баланс между контролем и вдохновением, когда ты можешь увлеченно исполнять музыку. В идеале должна быть золотая середина. Когда у тебя полный контроль и нет вдохновения – это другая крайность, это жуть – и играешь плохо, и сам не доволен, и зритель сразу чувствует эти вибрации. И наоборот, когда только вдохновение и никакого контроля – это может сказаться и на технике исполнения, и на качестве игры.

— Сейчас появилось много новых записных форматов, в которых исполнитель играет для какого-то неведомого зрителя, а здесь диалог присутствует?

— Действительно, в новых постковидных реалиях исполнитель играет для неведомого зрителя, который щедро «лайкает», зачастую даже не дослушав произведение. Но для исполнителя, мне кажется, такой диалог остается незавершенным, а фраза недосказанной. Писать музыку для будущих поколений, наверное, уместно, как и в литературе — писать для будущего читателя. Но я не уверен, что это допустимо для музыканта в исполнительском плане. Диалог с залом необходим, прежде всего, исполнителю, поэтому мы придаем большое значение организации концерта по результатам Конкурса.

— Вы играли в разных залах мира, а диалог со зрителем был одинаковый? Как он выстраивается?

— Диалог одинаковый, он выстраивается через музыку, в которой критерии национальных границ условны, и для понимания музыки Чайковского или Шостаковича не имеет значения, носителем какого языка ты являешься, или к какой идентичности относишь себя. Сама музыка, выбор автора — это определенная тема, на которую ты разговариваешь со зрителем.

— Как происходит выбор произведения или композитора для участия или составления концертной программы?

— Профессиональному музыканту выбирать приходится не часто, многое зависит от организаторов концерта и еще от разных других факторов. Иногда просят играть определенную программу, иногда предлагают выбрать самому с учетом пожеланий ограничивающего толка, как то, чтобы произведение было короткое или не слишком сложное, или еще что-нибудь в этом роде.

Мне самому, например, пришлось попросить ведущих исполнителей Греции ограничиться условными пятью минутами при выборе произведений на свое усмотрение для моего юбилейного концерта. Единственное, о чем я настоятельно попросил ребят, — сыграть в завершение секстет Чайковского. Пришлось приложить усилия, чтобы он прозвучал. Конечно же, любая программа, продумывается, но благодаря каким-то элементам — и спонтанности, и везения, и просто какой-то креативности, — иногда очень неожиданно хорошо получается.

В этой программе какие-то произведения были включены в концерт из готового репертуара исполнителей, какие-то самому захотелось сыграть. Например, Вебера —  редкое произведение с хорошей энергией, которое наилучшим образом подходит для открытия концерта. Ну и в дуэте с мамой очень символическое открытие концерта получилось.

А потом все пазлы замечательно совпали. Наташа с Монрико решили играть «Лето» из Вивальди «Времена года». А до этого в программе была «Весна» из «Времен года» Пиацолло. И получилось очень симпатичное такое сочетание, причем достаточно контрастное, потому что одно – это классика, а другое – это XX век. И как-то очень хорошо соединились Пиацолло с Вивальди. А после Пиацолло – Стравинский, а это XX век  и хорошо подходит. Стравинский – играем русскую песню, а там еще и Скалкоттас – греческий танец, то есть какая-то фольклорная тема получилась. А после фольклора — Фазиль Сай «Соната для скрипки». А во втором отделении — сплошная романтика получилась, которая завершилась легендарным секстетом.

— Есть ли какие-то предпочтения при выборе, и как понять, что это твое произведение?

— В плане предпочтений, наверное, Прокофьев нравиться больше всего, но это очень условно. Струнный секстет Чайковского — потрясающе красивая музыка. Сейчас начал работу над «Элегией» Рахманинова. Это раннее, третье сочинение, которое он написал в свои двадцать лет, но музыка – просто неземная. Такое дано написать только приближенному к небожителям, кто где-то рядом с Богом находится. Но тут уже, конечно, влюбляешься! Когда такое вот произведение, все предпочтения становятся условными.

Или Шуберта играешь — и не понимаешь, как вообще за тридцать с небольшим лет жизни можно было написать 600 песен, столько камерной музыки, симфоний и еще много чего, притом что одно произведение лучше другого. Ну о каких тут предпочтениях можно говорить?

Если мне предоставляется выбор, то для меня важен внутренний вызов — самому себе, а затем его преодоление. Вызов обязательно должен быть. Если нет вызова, то даже не интересно. Чем больше ты занимаешься произведением, тем больше вещей открываешь для себя, которые были сокрыты и не сразу замечены, которые открываются в процессе работы. И произведения разные – одно ты можешь и за неделю выучить, а над другими приходится работать и целый год. Для меня вызов скорее не в том, чтобы покорить скорость, темп какой-то нереальный, или выбирать по принципу — чем больше нот, тем сложнее, нет! Вызов может быть связан с тем, что того же Баха гораздо сложнее сыграть, чем какое-то виртуозное, быстрое произведение. Потому что там есть совсем другие измерения. И чтобы все это расшифровать, а потом сыграть так, чтобы человек, который вообще понятия не имеет об этом, чтобы он сидел, затаив дыхание, слушал, и ему понравилось — для этого нужно мастерство. Это и есть вызов.

— Что для вас «сложная» музыка. По каким критериям определяется сложность, если не брать во внимание технику исполнения?

— Для музыканта сложная музыка в плане исполнения — это лишь дело затраченного времени, а вот для слушателя в плане восприятия — это понимание идеи композитора. Важна и степень эмоционального аспекта, например, в музыке Чайковского, где душа просто нараспашку, слушатель увлекается эмоциональным и понимает, что композитор писал про любовь. Шостакович тоже писал про любовь, но это уже совсем другая история. Романтическая музыка будет более легкой для восприятия, потому что она основана на эмоциях больше.

И любая знакомая музыка очень легко будет восприниматься. Например, все знают Первую сюиту Баха, могут, конечно, не все знать, что это Бах, — но с мелодией точно все знакомы и не раз ее слышали, и в какой-то степени это будет прозрачная музыка. А другая сюита того же Баха, которая менее известна, она может оказаться сложной, особенно для человека, не знакомого с музыкой. Сложность заключается в самой задаче музыканта – раскрыть произведение и понять, то, что хотел написать автор, пронести это понимание через собственное мировоззрение и передать его своим языком — донести это все до публики. Когда исполнитель это донесет, и публика это поймет, то тогда произведение, каким бы оно сложным не было, из разряда «сложное» переходит в «прекрасное», способное затронуть самые тонкие струны души.

— Вопрос о выборе профессии стоял когда-либо, или любовь к музыке случилась в детстве и осталась навсегда?

— Все было банально, как у всех людей бывает. Разумеется, что родители-музыканты с раннего детства приобщили меня к миру музыки. Первоначальный интерес с моей стороны закономерно перерос в другие приоритеты — футбол стал интереснее. Когда ребята на улицу зовут поиграть, а тебе надо на виолончели заниматься и гаммы играть, то естественно мысли и интересы были там, где друзья, а потом как-то пришел переломный момент. В 14 лет уже занимался из-под палки, поехал на Всесоюзный конкурс, сыграл не очень. Ко мне подошел, смутно помню, какой-то член жюри и сказал, мол, что же ты время зря тратишь, талант есть, а результата нет. И это очень сильно на меня повлияло, это стало толчком. Я поступил в музучилище при Московской консерватории, родители уехали в Грецию, а я остался один, в студенческом общежитии, где обнаружил круг другого интереса, где интересна музыка была абсолютно всем.

А это престижное заведение, и если хорошо работаешь, занимаешься, — то прямая дорога в Московскую консерваторию открыта и обеспечена. На тот момент это было пиком мечтаний любого музыканта, плюс для виолончелистов был шанс попасть к легендарной Шаховской. И я попал, причем раньше времени. Конечно, переживал поначалу, как обойдусь без школьных друзей, но время расставило все на свои места, и естественно потом уже была учеба в Московской консерватории.

— Много сказано о сакральном единстве исполнителя с инструментом. Известно, что регистр виолончели особым образом влияет на человека, и возникает привязанность, вплоть до одушевления и наречения именем. Для вас виолончель — это друг?

— Если серьезно заниматься музыкой, то начинать нужно примерно лет с пяти. А когда ты маленький, то просто смотрят на твои физические данные, по которым и выбирают. Для моих рук подошли бы виолончель или фортепиано. Пианисты в семье есть, поэтому выбор пал на виолончель – хороший инструмент.

Сейчас для меня виолончель – это уже, конечно, совсем другое дело. Это стало неотъемлемой частью меня. Вспомню, что после консерватории я уехал в Америку, чтобы продолжить обучение в аспирантуре. И мне там дали один очень хороший инструмент — вот, пользуйся, пока ты здесь. Я его так полюбил, что когда пришло время отдавать, я отдал, но у меня меланхолия была где-то полгода, наверное. Я не просто «скучал», а вообще не хотел ни играть, ни что-либо делать. Инструмент для музыканта – это очень важный момент.

Есть инструменты с историей в сотни лет, как например, антикварная виолончель Дюпора, созданная  самим Антонио Страдивари. Своё название получила в честь выдающегося виолончелиста XIX века Жана-Луи Дюпора. На инструменте имеется царапина, которую, по легенде, оставил шпорами Наполеон, пытавшийся «оседлать» этот инструмент. С 1974 по 2007 год на виолончели Дюпора играл Мстислав Ростропович, который называл этот инструмент своей «любовницей». Это самая дорогая из ныне существующих виолончелей.

— И в завершение, что удалось в преподавательском плане?

— Двадцатипятилетняя преподавательская практика, безусловно, позволила развиться в более прогрессивного педагога, обогатив и себя самого бесценным опытом. Будучи достаточно компетентным педагогом, способным практически любому ученику подсказать, что нужно сделать, мне нравиться продолжать пополнять багаж знаний и опыта и повышать собственный уровень. Продуктивное преподавание, по моему мнению, заключается в том, чтобы найти, вернее, понять, что именно нужно тому или иному ученику, и какое может быть развитие. От этого и выстраивается программа занятий со студентами, которым  преподаю в «Εράτειο Ωδείο» во Врилиссии (www.erateio.gr).